Nikolay Vlasov

«Волчье время» - так назвал свою книгу о первом послевоенном десятилетии в Германии Харальд Йенер (Jähner H. Wolfszeit: Deutschland und die Deutschen 1945-1955. 2019). Автор – не профессиональный историк, а публицист, и его книга рассчитана на массовую аудиторию. Из этого не стоит делать поспешных выводов; Йенер глубоко погрузился в эпоху, изучил множество источников и в результате написал очень интересный и качественный текст. Да, популярный характер этого текста нужно держать в голове, когда возникает искушение обобщить прочитанное; автор, разумеется, порой обращается к наиболее ярким, а не самым типичным эпизодам. Тем не менее, в книге масса интересных мыслей, которыми я в очередной раз хочу поделиться с вами в формате кратких тезисов, не являющихся ни полноценной рецензией, ни тем более конспектом «Волчьего времени».

1. Окончание Второй мировой войны в Европе стало временем несбывшихся прогнозов. У победителей существовало относительно немцев два серьезных опасения, выглядевших в свете имевшегося опыта весьма логичными и обоснованными. Первое заключалось в том, что фанатично сражавшиеся немцы после капитуляции развернут масштабную партизанскую войну. Второе – что в Германии вспыхнет в той или иной форме гражданская война: между виновниками и жертвами нацистских преступлений либо между местными жителями и «пришлыми» (в 1945 году более половины немцев находились вдалеке от своих постоянных мест жительства – беженцы, переселенцы из разрушенных крупных городов и т.д.). К немалому изумлению победителей, ни первого, ни второго не случилось. Сразу же после капитуляции весь фанатизм и желание сражаться до последнего куда-то испарились, а общие послевоенные трудности в значительной степени примирили друг с другом немцев с разными взглядами и прошлым.

2. Окончание войны сразу же вызвало сильный всплеск преступности, проблемы со снабжением усугубились. Однако самым тяжелым временем стала так называемая «голодная зима» 1946/47 годов. Продовольственные трудности испытывала тогда вся Европа, а немцы в особенности. Оккупационные власти зачастую оказывались не в состоянии обеспечить положенное по карточкам количество продовольствия. Немцы, в свою очередь, воспринимали это как сознательный обман, в британской оккупационной зоне начались «голодные демонстрации», активно распространялись слухи, что победители хотят выморить немцев голодом. Поскольку легально выживать получалось с трудом, пышным цветом расцвели явления, которые знакомы нам в основном по описаниям времен Гражданской войны в России: мешочничество, массовая детская преступность (воровство и контрабанда), коллективные налеты обычных граждан на поезда с углем, отношение к общественной собственности как к «ничейной» - например, многие немцы приобрели привычку выкручивать лампочки в общественных местах.

3. Все это усиливало тенденцию, проявившую себя сразу после окончания войны: немцы видели в роли жертв в первую очередь себя. Тезис о том, что в послевоенной Германии «молчали о прошлом», не совсем верен – о прошлом говорили часто и многословно, описывая беды, незаслуженно свалившиеся на немецкий народ в лице сначала нацистов, а потом оккупационных держав. А вот о судьбе евреев в Третьем рейхе немцы в пятидесятые годы предпочитали молчать.

4. Может показаться удивительным, но в наименьшей степени оказалась подвержена ностальгии по прошлому и стремлению жалеть себя молодежь допризывного возраста. То самое поколение, которое с младых ногтей воспитывалось в Третьем рейхе, обрабатывалось пропагандой начиная с пеленок и вроде бы должно было вырасти законченными фанатиками. Получилось прямо наоборот – в первые послевоенные годы в немецком обществе происходил масштабный конфликт «отцов» и «детей», упрекавших своих родителей в том, что те позволили нацистам довести Германию до полного краха. «Отцы» не оставались в долгу: западногерманская пресса начала пятидесятых была наполнена пафосными текстами с обличениями аморальной, развращенной молодежи, которая американизируется и ни в грош не ставит традиционные немецкие ценности. Очень часто авторами таких статей оказывались недавние убежденные нацисты.

5. «Перевоспитание» немцев победители осуществляли различными путями. Широко известные показы фильмов про концлагеря были, на самом деле, малозначительным эпизодом – с самого начала в их эффективности имелись большие сомнения, посмотрело их сравнительно небольшое число людей, программу свернули уже в 1946 году, а ее реальный результат так и остался неизвестным. Зато значительную роль сыграли, казалось бы, неожиданные вещи: к примеру, новая мода в одежде и предметах интерьера, которая заставляла вещи из прежней эпохи выглядеть неуклюжим старьем и тем самым противодействовала развитию ностальгии по «старым добрым временам».

6. На вопрос о том, как обращаться с немцами, различные оккупационные державы поначалу отвечали очень по-разному. Официальная советская точка зрения заключалась в том, что в войне и преступлениях нацизма виновны капиталисты. Соответственно, на основную массу немцев не возлагалось никакой ответственности. С самого начала советская оккупационная администрация проводила политику «возвращения немецкой культуры» - открывались театры, ставились пьесы и исполнялись музыкальные произведения немецких деятелей искусства. Американцы, напротив, считали, что причина нацизма – национальный характер немцев, а немецкая культура в немалой степени подготовила приход Гитлера. Соответственно, в каждом немце видели нациста; американским солдатам было запрещено вступать в контакты с местным населением, пожимать немцам руку и тем более заводить какие-либо дружеские и романтические отношения. Однако, к счастью для самих победителей, этот запрет повсеместно нарушался, а потом и вовсе был отменен. В высоких кабинетах довольно быстро осознали, что для реального перевоспитания немецкого общества надо строить не заборы, а мосты.

7. В послевоенном немецком обществе существовало весьма настороженное, а зачастую откровенно негативное отношение к эмигрантам. Их за спиной или открыто упрекали в том, что они в безопасности наслаждались комфортом, пока немецкий народ страдал. В литературной среде, например, вспыхнул ожесточенный спор вокруг Томаса Манна, публично отказавшегося вернуться в Германию и заявившего о том, что все написанное здесь с 1933 по 1945 год нужно сдать в макулатуру. Те немецкие писатели, которые считали себя находившимися во «внутренней эмиграции», реагировали на такого рода фразы очень болезненно. Немецкая интеллигенция в принципе являлась той частью общества, которая тяжелее всего воспринимала процедуру денацификации и необходимость доказывать свою индивидуальную невиновность.

8. Точно так же для послевоенного немецкого общества был характерен высокий уровень ксенофобии, причем не только национальной, но и локальной. Она распространялась на недавних жертв нацизма (иностранных рабочих), победителей (девушки, выходившие замуж за американских солдат, часто сталкивались с осуждением) и даже соотечественников из других регионов. В Шлезвиге крестьяне открыто говорили прибывшим морем жителям Восточной Пруссии, что русские зря потопили так мало кораблей. В Баварии утверждали, что все выходцы из восточной части бывшего рейха – «наполовину поляки» либо «закоренелые нацисты». Естественно, не все вели себя таким образом, однако подобные настроения были очень распространены.

9. Единое западногерманское общество, по мнению Йенера, было создано двумя экономическими мерами. Первой стала знаменитая денежная реформа 1948 года, запустившая в обращение немецкую марку и покончившая с хаосом в экономике. Второй – гораздо менее известный «Закон о равном распределении тягот» 1952 года, в соответствии с которым каждый западный немец должен был в течение 30 лет выплатить государству половину стоимости той собственности, которой он владел по состоянию на июнь 1948 года; вырученные деньги шли на компенсации тем, кто по итогам войны лишился своего имущества.

10. Огромную роль в быстром восстановлении и стремительных переменах в Западной Германии сыграла начавшаяся Холодная война. Немцы для победителей превратились из недавних противников в будущих союзников, что серьезно повлияло на обращение с ними.