Вчера я была на израильской конференции по детской литературе. Было круто - полный зал, сидели даже на полу и ступеньках!
Правда, зал не очень большой. Не стадион 🙂
Писатели, критики, литературоведы, журналисты, учителя литературы, библиотекари. То ли всем интересно на чем растут нынче новые поколенья читателей, то ли сами мы просто большие дети 🙂
Во время всех выступлений на сцене рядом с выступающим - сурдопереводчица. Их было две, и они менялись. Я, конечно, не понимала ни слова, но могу сказать, что жестикулировали они красиво, пластично и очень выразительно. Как танец.
Я плохо понимаю израильский литературный язык. Он сильно отличается от разговорного и даже от официально-делового, которым пишутся циркуляры и деловые письма. На каждой странице минимум два десятка незнакомых слов или оборотов. причем часто это ключевые понятия. Когда я сама пытаюсь писать на иврите, меня упрекают, что мой язык либо слишком примитивен для литературы, либо стили смешаны, типо, "он вкушал глазунью, утирая морду рукавом модерновой худи" Мне самой, правда, кажется, что это скорее забавно, и почему, собственно, так нельзя? 🙂🙂🙂
Практически не было неинтересных выступлений. Я услышала, что израильской подростковой литературе не хватает произведений о поиске гендера, и задумалась о том, что в том ракурсе, в котором любые человеческие, в том числе детские отношения принято рассматривать сегодня, вся мировая литература, и особенно детская, как раз исключительно о поисках этого самого. Ведь сегодня, похоже, любые чувства принято связывать с сексом. Катя и Неточка, Княжна Джаваха и Люда Влассовская, Мишка и Денис, Том и Гек, Лям и Петрик, Герцен и Огарев... голова моя закружилась, но тут я вспомнила Робин Хобб: "Ты любишь своего Волка? То есть, говоря твоими словами, ты мечтаешь с ним совокупиться?" 🙂
Другая писательница сетовала, как трудно стало в современном Израиле писать реалистические книги для детей, стараясь ни на шаг не отходить от правды жизни и одновременно сохраняя в тексте правильный политкорректный баланс сефардов, ашкеназов, эфиопов, инвалидов, толстых, тонких, религиозных, атеистов, правых, левых, мальчиков, девочек...
Литературовед прочитал доклад о том как изменился на протяжении века в израильской литературе образ учителя. От всеми уважаемого почитаемого хорошо обеспеченного благодаря высокому заработку мужа, руководителя, просветителя, фигуры почти что ангельски непогрешимой, направляющей жесткой, мозолистой рукой учеников в будущее до панибратствующей с учениками тетки, ничего толком не успевающей и еле сводящей концы с концами.
Рассказывали о комиксах - как их пишут и рисуют одновременно, как приходят замыслы и как они воплощаются, сколько набросков и черновиков и сколько месяцев а то и лет жизни на это уходит, и как же все-таки автору выразить через комикс самого себя.
Говорили много, но ни разу не скучно, и, что главное для меня - говорили о книгах! Я весь блокнот исписала именами иназваниями того, что еще предстоит прочесть.
Вспоминали, конечно, Ури Орлева - как не вспомнить? Цитировали, говорили о том, чему учит нас его пример и его книги. Мы стремимся оберегать детей в книгах от малейших упоминаний о боли, а он писал для шестилеток книги о Холокосте, вот как?
Видно было, что люди счастливы, наконец-то собравшись вместе, и мне, конечно, немного грустно, что мой голос вряд ли прозвучит когда-нибудь тут в полную силу. Но все равно, все равно, детские книги - это детские книги, в любой точке света, на любом языке, и я очень рада, что была вчера там.
Несмотря ни на что.
И как всегда, полный рбкзак книг. Среди них - чудесная биография Джудит Керр, с кучей иллюстраций и рассказов о том, как растут дети-беженцы и что иной раз из них вырастает. Как писала в своей автобиографии Галила Рон-Федер - не спать, сидеть ночью, в бомбоубежище всем классом - отличное приключение!
Потом, конечно. Когда вспоминаешь.
Какими будут новые детские книги?