23 октября 1998 года в Белом доме Нетаниягу (под давлением президента США Клинтона) и Арафат подписали пресловутый Меморандум Уай-Плантайшн: соглашение между Израилем и ООП, предназначенное для детализации шагов по реализации уже взятых ранее Израилем обязательств (в рамках Ословских соглашений, подписанных Рабином в 1993 году). Ниже глава, посвященая этому событию, его предыстории и контексту, в котором оно совершилось, из книги Нетаниягу.

Только первая, начальная фаза Меморандума была выполнена Израилем (2% территории Зоны C были переведены в статус зоны В). Далее обе стороны обвинили друг друга в невыполнении своей доли обязательств по меморандуму, и дальнейшая реализация соглашения осталась незавершенной.

Глава 30: УАЙ-РИВЕРСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ (1998)

(в сокращении, перевод народный под редакцией Михаила Подольского)

Скандал, вызванный делом Левински, никоим образом не уменьшил разочарования администрации Клинтона отсутствием прогресса в их заветном стремлении к миру. На самом деле это разочарование, возможно, даже усилилось.

В конце 1998 года я снова посетил Соединенные Штаты на ежегодном собрании Еврейских федераций Северной Америки, которое должно было состояться в Индианаполисе. Президент отказался меня видеть <...> Израильские репортеры радостно отмечали, что ближе всего я подобрался к Клинтону, когда наши самолеты стояли рядом друг с другом в международном аэропорту Лос-Анджелеса.

<...> Мои собственные усилия заключались в том, чтобы найти приемлемую альтернативу безжалостному давлению Америки с целью далеко идущих уступок на палестинском фронте, уступок, которые фактически уменьшили бы Израиль до полосы шириной в двенадцать километров вдоль Средиземного моря, с нашей спиной к морю. <...> Белый дом, Госдеп и сам президент периодически делали заявления о том, что израильские поселения являются «препятствием на пути к миру». Несмотря на мои неоднократные протесты, они почти не сказали ни слова о постоянных нарушениях палестинцами соглашений Осло и непрекращающемся подстрекательстве со стороны официальных палестинских агентств, которые регулярно призывали палестинцев уничтожить Израиль и убивать евреев везде, где это возможно. Такие заявления заполонили прессу, школы и практически все другие учреждения, контролируемые Палестинской администрацией. Она называла общественные площади и правительственные здания в честь террористов-убийц, убивавших евреев, и чем больше число еврейских жертв, тем выше честь. По-видимому, с американской точки зрения, это не было препятствием для мира. Не была препятствием и политика «вращающихся дверей», которую Арафат принял, заключая в тюрьму ХАМАСников и других террористов, а затем быстро освобождая их. Все это проходило для администрации Клинтона почти незаметно. Заставить её сказать что-то негативное о Палестинской автономии было все равно, что вырвать упрямый зуб из несговорчивого рта. Подавляющее количество заявлений США возлагалo вину за отсутствие прогресса на пути к миру на Израиль и на меня лично. Большинство израильтян разделяли со мной совершенно иное представление о мире и искреннее стремление положить конец нашему конфликту с палестинцами. Но шоры на глазах у американских политиков не давали им этого узреть, а израильская пресса постоянно обвиняла меня в соучастии в убийстве Рабина и в срыве мирного соглашения, которое якобы было не за горами. Лия Рабин, вдова премьер-министра, приветствовала Арафата у себя дома и назвала его героем мира.<...>

Клинтон отправил на Ближний Восток множество посланников для давления на Израиль, в том числе Денниса Росса, Мартина Индика и Аарона Миллера. Менее воинственный Уоррен Кристофер вскоре был заменен на посту госсекретаря Мадлен Олбрайт, которая должна была занять более жесткую позицию по отношению ко мне. В течение этого долгого и трудного 1998 года и после него мы с ней несколько раз встречались в Иерусалиме, Вашингтоне и Лондоне. Позже Олбрайт сказала в своих мемуарах, что переговоры со мной были формой «пытки». Я воспринимаю это как комплимент. Я защищал еврейское государство.<...>

Если жесткая позиция, направленная на обеспечение выживания моей страны, означала, что я стану объектом бесконечных политических и репутационных клевет со стороны израильской прессы, левых политических сил и сменявших друг друга администраций США, то так тому и быть, — я чувствовал так. Однако иногда я терял терпение перед лицом этих нападок ad hominem. Перед одной из лондонских встреч с Олбрайт британская пресса, явно проинформированная американскими официальными лицами, опубликовала такие драматические заголовки, как «Обратный отсчет к миру», заявив, что будущее «мира на Ближнем Востоке» зависит от результатов моей беседы с госсекретарём США. Как обычно, подтекст заключался в том, что я, и только я, должен был пойти на уступки чтобы мир материализовался. Когда встреча началась в лондонском отеле, Олбрайт поставила мне ультиматум, чтобы я принял какой-то неприемлемый аспект переговоров с палестинцами. «У вас есть два часа, чтобы дать мне ответ», — сказала она мне. «Если вы этого не сделаете, я спущусь к представителям прессы в холле и скажу им, кто несет ответственность за отказ от мира». Я был в ярости. «Госпожа госсекретарь, — сказал я, — мне не нужно два часа. Мне не нужно и двух минут. Давайте закончим эту встречу прямо сейчас, и мы оба спустимся к мировой прессе. Вы скажете им все, что хотите. Я скажу им, что как премьер-министр Израиля я не буду подвергать опасности трехтысячелетнюю борьбу еврейского народа за место среди наций, капитулируя перед условиями, которые поставят под угрозу единственное еврейское государство». Мы не спустились в холл.

Эта встреча в Лондоне была частью моей бесконечной борьбы с администрацией Клинтона. Получение «прорыва к миру» и связанной с ним Нобелевской премии было одной из самых высоких целей американских чиновников. Они пытались заключить мир с Сирией и потерпели неудачу. Они пытались заключить мир с палестинцами и потерпели неудачу. Им нужно было совершить прорыв. Если это означало растоптать главу союзной страны, для них это не было проблемой.

США усилили давление. Тот факт, что моя политика взаимности почти полностью остановила волну палестинских смертников, парадоксальным образом позволил команде Клинтона возобновить свои усилия по возобновлению переговоров, начатых в Осло. В договоре Осло была предусмотрена дорожная карта, по которой Израиль переведёт некоторые территории в Иудее и Самарии из категории C (полностью контролируемые Израилем) в категорию B (частично контролируемые палестинцами). Часть территорий также должна была быть переведена в категорию А (полностью контролируемая палестинцами). Я потребовал, чтобы Палестинская администрация сначала официально отказалась от Палестинского пакта, призывающего к уничтожению Израиля, и чтобы переназначенные территории были сокращены до минимума. Изменение произойдет в несколько этапов, но только в том случае, если палестинцы сначала выполнят определенные условия безопасности. Все это должно было быть обсуждено на саммите на плантации Уай-Ривер в Мэриленде конце октября 1998 года, где Клинтон, Арафат и я должны были встретиться, чтобы попытаться заключить сделку.

Я привез в Уай Ариэля Шарона, тогдашнего министра инфраструктуры, стремясь обеспечить как можно более широкий консенсус в правительстве по любому решению, которое я мог бы принять. Совет поселений Иудеи, Самарии и Газы направил делегацию в Уай, чтобы усилить мое сопротивление американскому давлению. Поскольку им было запрещено входить на территорию комплекса, я вышел на улицу, чтобы встретиться с ними. Я делаю все возможное, — сказал я им. Их это вряд ли удовлетворило.

Одно из требований Арафата заключалось в том, чтобы я освободил палестинцев, заключенных в тюрьму, за соучастие в террористических атаках и деятельности. Я сказал, что могу рассмотреть вопрос об освобождении некоторых из них, если президент Египта Хосни Мубарак одновременно освободит некоторых израильских граждан, несправедливо заключенных в тюрьму в Египте по ложному обвинению в шпионаже. Когда я позвонил Мубараку прямо из Уай, он отказался. Я объяснил Клинтону, что, учитывая отказ Мубарака, я не могу удовлетворить это требование палестинцев. Кроме того, я сказал Арафату, что у него есть опасные убийцы, бродящие по Палестинской автономии, и что он должен разобраться с ними любыми средствами. Клинтон разозлился, бурно обвинив меня в том, что я не дал свершиться историческогому событию. В последовавшей напряженной тишине секретарь Олбрайт отругала меня, как двоечника. «Теперь посмотрите, что вы сделали! Вы расстроили президента Соединенных Штатов!» Это снова было, как в Лондоне. На этот раз лучше контролируя свои эмоции, я объяснил, что не хотел обидеть. Вопрос был не в чьих-либо личных чувствах: для меня это была безопасность Израиля и его будущее, и в этом я не пошел бы на компромисс.

Видя тупик, я предложил встретиться с Арафатом наедине. Я попросил его записать три самых важных для него вопроса, и я сделал бы то же самое для себя. Его проблемой номер один была передача территорий. Моим вопросом номер один была безопасность, связанная с контролем Израиля над стратегической долиной реки Иордан. В конце концов мы договорились об уступках и сопутствующих им условиях безопасности. В общей сложности они составляли 13 процентов территории Иудеи и Самарии, но только 3 процента переходили под полный контроль палестинцев. Клинтон был в восторге. Ранее он пообещал, что, если сделка состоится, он освободит Джонатана Полларда, который к тому времени отсидел пятнадцать лет в американской тюрьме. Его тридцатилетний тюремный срок был намного длиннее, чем те, которые были назначены советским шпионам, которые действительно шпионили против Америки и нанесли ущерб безопасности США. Я сказал Клинтону, что его освобождение положит конец этому прискорбному делу и станет гуманитарным актом, который принесет ему расположение израильской общественности. Клинтон согласился освободить Полларда за несколько дней до Уай. Это было сделано, чтобы послужить для меня дополнительным стимулом к заключению сделки.

Теперь, в последние часы конференции, когда готовилось окончательное коммюнике, он попросил меня о встрече. "Биби", — сказал он, — "мне жаль, что я тебя обнадёжил. Но я не могу освободить Полларда. Я встречаю сильное сопротивление со стороны Пентагона и ЦРУ. Джордж Тенет [директор ЦРУ] пригрозил уйти в отставку. Я просто не могу». Я был ошеломлен. И это — президент Соединенных Штатов, официальные лица которого постоянно ругали меня за то, что у меня не хватило смелости принять трудные решения, связанные с безопасностью моей страны и могущие свергнуть мое правительство — отступает от своего торжественного обязательства из-за бюрократического препятствия, которое никоим образом не угрожает его президентству! Я удалился в свою комнату. Должен ли я разорвать сделку? Я серьезно обдумывал это, главным образом потому, что добросовестность американской стороны, как мне казалось, вызывала серьезные сомнения. Но в итоге я решил этого не делать. Уай был минималистской сделкой. Израиль не отказывался от каких-либо значительных территорий или территорий, имеющих стратегическое или историческое значение. Я сомневался, что смогу получить более выгодные условия, и думал, что если здесь не будет заключена сделка, последует давление на Израиль с целью добиться гораздо больших уступок.

Я стиснул зубы и прошел через это. 23 октября 1998 года я подписал договор.