Представьте себе беседу двух людей. Один говорит легко и свободно, смеется. Другой внутренне скован. Его реакции смешны и наиграны. Он боится своего и чужого неосторожного слова, боится насмешек в свой адрес. Этот человек, не удивляйтесь, - следователь. А вы? Вы тот, первый.
Владимир Альбрехт "Как быть свидетелем"
Самиздат, 1972
Процесс
В зале кфар-сабского мирового суда на возвышении за столом сидит женщина-судья. В ее распоряжении секретарь, охранники в форме и в штатском. За ее спиной вся мощь государственного судебно-полицейского аппарата. Внизу, в уголке на скамье подсудимых, в наручниках и в окружении двух охранников тоже сидит женщина, очень молодая, в длинной юбке, в очках. К этому моменту она уже просидела более трех месяцев в камере, то в одиночке, то с уголовницами, и не знает, сколько ей еще предстоит.
Одна из женщин сдерживается изо всех сил и старается не показать, насколько происходящее задевает ее лично.
Другая спокойна, отвечает только тогда, когда считает нужным. Улыбается собравшимся слушателям, когда они при ее появлении уважительно встают.
В конце заседания первая, процедив сквозь зубы несколько неразборчивых слов, быстро исчезает, опасаясь инцидентов. Вторая медленно встает и спокойно идет с гордо поднятой головой.
Первая – это судья Нава Бахор, которая, прежде чем исчезнуть из зала в конце заседания 5 марта, тихо продиктовала секретарю: "Суд откладывается на месяц, обвиняемая пока остается под стражей".
Вторая – Цвия Сариэль, восемнадцатилетняя жительница Элон Море. Тем, кто ее держит в тюрьме, пришлось самим добывать ее имя, сверяя отпечатки пальцев. Цвия отказалась назвать себя и каким бы то ни было образом сотрудничать с полицией и судом. На все вопросы Цвия отвечает: "Все обвинения против меня ложны. Это политический суд, и я не буду с ним сотрудничать". Иногда она добавляет: "Я хочу, чтобы меня судили по законам Торы".
Цвия не хочет, чтобы ее представлял адвокат или чтобы кто-то еще от ее имени подписывал прошение об ее освобождении на ограничивающих условиях. В отсутствие такой просьбы судья предпочитает видеть Цвию в тюрьме до окончания следствия, хотя закон такого и не предписывает.
Начинается допрос свидетелей обвинения. Выясняется, что 4 декабря шесть мужчин из соседней арабской деревни в сопровождении гражданской администрации вошли в пределы поселения Элон Море. Зачем? Побывать на спорном участке земли, находящемся в границах поселка, на который арабы претендуют. Когда они там были в последний раз? 20 лет назад. Почему решили придти именно 4 декабря? Их пригласила гражданская администрация. Обвинение утверждает, что трое девушек оказались на пути у процессии и стали оскорблять и угрожать арабам. На каком языке? На иврите. Арабы иврит не понимают, показания дают через переводчика. Как они поняли, что их оскорбили? Свидетели ответили, что они поняли не все, а только, что девушки говорили: "Это наша земля, она принадлежит евреям, а не арабам". Девушки их толкали? Кто, кого, каким образом? Тут показания свидетелей расходятся. Старший свидетель опроверг свою же жалобу на арабском языке в полицейском протоколе.
Судья спросила у обвинителя, что происходит с его свидетелями. Их кто-то запугал? Обвинитель выдвигает предположение, что подруги Цвии, которых не допустили в зал, угрожали арабам в коридоре суда. Свидетели это отрицали.
Позднее адвокаты правозащитной организации Хонейну высказали предположение, что с самого начала идея жалобы принадлежит самой гражданской администрации, у которой арабы пошли на поводу, о чем и пожалели впоследствии.
И вот после нескольких томительных часов – решение о перерыве до следующего заседания, назначенного на 6 апреля, что означает уже 4 месяца тюрьмы для Цвии. Тюрьмы, еще до всякого решения суда. Превентивно. Вопреки тому, что закон не требует в таких случаях предварительного заключения подследственных. А, может быть, ее не отпускают просто потому, чтобы неповадно было отказывать в уважении, причем не просто какому-то отдельному судье или полицейскому, а всей системе?
Провокация
Представьте себе, что однажды утром к вам в дом вваливаются представители власти и говорят: "Вы жаловались на то, что ваши соседи вам угрожают? А они заявили, что вы заняли одну из их комнат. Они поживут в ней, пока мы не спеша будем расследовать ваши взаимные претензии". Боюсь, что в этом случае вы бы не ограничились одним только утверждением, что это ваша собственность, как это сделали Цвия и ее подруги, за что они и попали под арест. Довольно трудно понять, чем руководствовалась гражданская администрация, пригласив арабов на спорный участок в Элон Море, если сами арабы 20 лет о нем не вспоминали и не пытались как-то доказать свое право собственности.
Зато очень хорошо понятно, почему арабам вход в поселение закрыт. Такой запрет был наложен двадцать лет назад, во время "первой интифады", после того, как в Элон Море был зверски убит ребенок по имени Рами Хаба. Его изуродованное тело нашли в близлежащей пещере, откуда следы убийц вели в деревню Дир Эль Хатаб. С тех пор в районе было совершено множество нападений на евреев, как выражаются СМИ, "на национальной почве". В большинстве случаев это обстрелы и забрасывание камнями еврейских машин на дорогах. Но особенно страшным был теракт в Песах 2002 года, когда террорист проник в поселок и расстрелял четверых членов семьи Гавиш, оставив всех остальных детей сиротами.
С самого детства, совпавшего с началом процесса Осло, Цвия жила с ощущением того, что государство Израиль не только оставляет ее и ее близких без помощи и защиты от арабского террора, но и, как ей казалось, преднамеренно разрушает ценности и образ жизни всего ее сообщества. Этот арест для нее не первый. В 2005 году она была избита ЯСАМом на демонстрации против выселения четырех поселков в Самарии и арестована уже в приемном покое больницы. Тогда Цвия так же отказалась сотрудничать с судебно-полицейской системой. Той системой, что судит оранжевых демонстрантов группами и выносит им коллективный приговор. Что настаивает на выселении евреев из законно купленных ими домов. Что отказывается разбирать жалобы на нарушение прав человека, если этот человек – еврей из Гуш Катифа. Той системе, что раз за разом в ущерб безопасности, но для удобства арабов заставляет сносить и перестраивать "разделительный забор". Той системе, что присуждает спасшихся от арабского нападения евреев выплачивать арабам компенсацию за ущерб при самообороне.
В тот раз пятнадцатилетняя Цвия провела в тюрьме два месяца. (В газете "Вести" о ней была напечатана подробная статья Вадима Наймана.) Так что на этот раз она была арестована уже как "бывалая диссидентка".
Еврейский суд
Государство в первую очередь характеризуется правом на легитимное насилие. Отнимите у него легитимность, и государство ничем не будет отличаться от шайки бандитов. Даже самые отпетые диктаторы сегодня стараются камуфлировать произвол именем какой-нибудь "народной демократии". И уж тем более демократическое государство заинтересовано не в угрозах и подавлении собственных граждан, а в соучастии и признании с их стороны, то есть, именно в том, в чем отказывает ему сегодня Цвия и ее окружение. С юношеским максимализмом Цвия встает и говорит: "Король голый! Насилие нелегитимно!" Ее требование еврейского суда звучит как обвинение государству Израиль в том, что оно не справедливое и не еврейское. Многие сегодня считают, что в споре арабов и евреев государство не только не стоит на стороне евреев, но оно даже не объективно. Многие политики и общественные деятели протестуют против того, что государство забирает землю у евреев и передает ее арабам, что оно выпускает из тюрем террористов и сажает сионистов, что оно берет у нас налоги и снабжает на эти деньги бомбардирующих нас врагов. Но только Цвия пошла в своих протестах до конца и сказала: "Я не спорю с вашей властью, я ей просто отказываю в признании". Адвокат Хаим Шайн сравнил Цвию с подростками из Эцеля и Лехи, которые боролись за создание еврейского государства и не признавали суд британской мандатной власти. Надо сказать, что со времени создания Израиля такой абсолютный отказ в признании в принципе не характерен для национально-религиозного лагеря, связывающего создание еврейского государства с началом мессианского избавления – Геулы.
Скорее этот отказ напоминает леворадикальные декларации, вроде "Красной черты", в которой государству, осмелившемуся предложить временное выселение арабов, отказывалось в праве на существование. Только Цвия не пишет деклараций, она просто сидит в тюрьме.
Отчаявшись повлиять на Цвию "кнутом", то есть строгими условиями заключения (когда ее не отпустили ни на похороны бабушки, ни на похороны деда), судьи решили дать ей "пряник" и предоставить "суд по законам Торы", но не всерьез, а как бы понарошку. Надеясь на то, что уважаемые раввины станут уговаривать Цвию сотрудничать с государственными органами, дежурная судья Смадар Коландер-Абрамович распорядилась доставить Сариэль в пятницу 14 марта на заседание Сангедрина в Иерусалим.
Судья разрешила только доставку Цвии в Сангедрин, но не передала ему никаких полномочий. Сангедрин – суд по вопросам государства и земли Израиля под председательством рава Исраэля Ариэля, состоит из авторитетных раввинов и является чисто общественной, а не государственной инстанцией. Сангедрин, рассмотрев факты и заслушав Цвию, постановил немедленно ее освободить. Но так как по законам государства Израиль приговор Сангедрина не имеет значения для государственных инстанций, а решение об освобождении Цвии может принять лишь обычный суд, то охранники вернули Цвию в тюрьму и поместили в одиночку.
Можно сказать, что уже на этом этапе Цвия одержала победу, так как ее требование о суде по законам Торы было в некотором смысле выполнено. Она воплотила в жизнь призыв классика "жить не по лжи" и не стала участвовать в очередной насмешке над правосудием. Она не просит снисхождения властей и не ждет жалости от судебной системы. Она не будет, как изгнанники из Гуш Катифа, плакать на плече у тех, кто ее изгоняет.
Общественный протест и освобождение
К этому времени уже многие граждане, узнав об истории Цвии, стали высказывать свою озабоченность происходящим. Только от общины репатриантов поступило две петиции в защиту Цвии: обращение писателей и письмо Узников Сиона, в котором они называют ее длительное заключение судебно-полицейским преследованием инакомыслия.
Не обязательно быть правым, чтобы понимать, что не к лицу демократическому государству держать в тюрьме молодую девушку только за ее убеждения, каковыми бы они ни были.
Не обязательно быть поселенцем, чтобы страдать от судебного активизма и необъективности. Не обязательно носить кипу, чтобы написать: "Я не согласен с формулировкой Цвии передать ее дело в религиозный суд, но проблемы суду создает не девушка. Суд сам, из-за своего собственного поведения утратил свое моральное право судить" (из статьи Моше Фейглина "Арест как наказание"). Кстати, в хоре представителей самых разных групп израильского общества, критикующих сегодня судебную систему, голоса религиозных людей далеко не самые резкие.
Наверное и сама судья Нава Бехор не была так уж уверена в своей правоте, если вдруг изменила свое прежнее решение и назначила два срочных заседания для немедленного окончания рассмотрения дела. По ее решению 19 марта, после 105 дней заключения, Цвию освободили "за недостатком доказательств" ее виновности.
Итак, Цвия вышла на свободу не поступаясь принципами, но она заплатила за них сполна. По форме своих действий она – герой-одиночка, диссидент, идеалист. И хотя ее поведение не всегда уместно и эффективно, но, по сути, она выражает мнение большей части израильского общества, которая, по опросам отказывает в доверии суду. Если ее требование "еврейского суда" переформулировать как требование справедливого суда, который признает вечную и неустранимую связь евреев и Земли Израиля, то такое требование поддержит подавляющее большинство еврейского населения. Потому, что справедливый суд – это основа, на которой держится государство. Многие проблемы Израиля удалось бы предотвратить, если бы у нас был такой суд. Еще большие проблемы нас ждут, если у нас не будет суда, которому мы можем доверять.
У родителей Цвии и ее друзей не может не вызывать тревогу та цена, которую Цвия платит за то, чтобы четко продемонстрировать всем неприемлемость ситуации, создавшейся в стране. Далеко не все одобряют ее методы, но близкие не хотят нарушать ее планы. Один из проходящих мимо адвокатов, узнав подробности дела, посочувствовал Цвие и выразил мнение, что девушке после тюрьмы понадобится помощь психолога, чтоб придти в норму.
"Не волнуйтесь, этой девушке психиатр не понадобится, она в норме, – услышал он в ответ. – Психиатр нужен нашему государству."
