Голденберг говорит

Сам пост Аллы.

Он хрестоматийный и я обожаю такое разбирать. Дальше моя личная интерпретация и мнение.

Представьте это как спаринг. Писатель с одной стороны — субъектность читателя с другой.

Первая проблема текста — апелляция к эмоциям. (Подсечка — выбить из равновесия.)

Вместо логики нам подают сцену трагедии и мгновенно выносят моральный приговор: если тебе не жалко, ты бесчувственное чудовище. Автор стремится вызвать не столько сострадание, сколько чувство вины — мощный способ выключить рациональное мышление.

“В Газе уже голод, нет медикаментов. Детям после ампутаций не дают обезболивающее, дети гибнут под бомбежками.”
Это была подсечка с попыткой вывести из равновесия.

Дальше — фрейминг.

После того как противник выведен из равновесия, нужно загонять его в нужную тебе позицию.
Автор предлагает два варианта: либо признать всех жителей Газы преступниками (что нельзя, так как там ведь младенцы), либо принять, что Израиль уничтожает мирных граждан. Реальность сложнее: конфликты всегда сопровождаются страданиями, но такая подача заставляет выбрать одну из крайностей.

• Либо оправдываешь Израиль — значит, “увиливаешь от ответственности”.
• Либо честно говоришь, что в Газе нет непричастных — значит, ты бессердечный.

Вот, противник уже в нужной позиции.
Теперь начинается удушение или болевой, кому как удобнее: любой несогласный выглядит аморальным и бесчувственным.

Это, конечно, не так. Если вы говорите о моральной ответственности, то медикаменты и продовольствие в Газу не пропускает Израиль и бомбит этих детей Израиль.

Любой аргумент о вине ХАМАСа сразу выставляется как бесчувственный и аморальный, а люди, которые его придерживаются — как “нечестные”. Это не просто аргументация, а моральное клеймо, исключающее дискуссию. Демонизация и моральное превосходство, если говорить прямо.

Теперь нужно ДОЖАТЬ противника всей силой.

“То, что творит Израиль в Газе сейчас, обесценивает не только эту трагедию, но и вообще всю историю страны.”

Абсолютизация трагедии какая-то. Почему одно перечеркивает другое? Такая позиция предполагает, что любые меры после теракта становятся аморальными, независимо от их целей. Оккупация Германии и Берлинская стена перечеркнули то, что делали немцы?

И вишенка на торте:

“Конечно, я не ожидаю, что меня кто-то услышит…”
Это как финальный болевой: создается иллюзия искренности и жертвенности, когда несогласие с позицией автора кажется проявлением бессердечности.

Весь текст подменяет рациональный анализ на эмоциональное давление. Автор формирует себя одновременно и моральным героем, и жертвой. Браво.