Dmitry Akselrod

В раннеисламской истории существует некоторая неоднозначность относительно джизьи, или налога, который обязаны были платить иноверцы, находившиеся под властью исламского государства.

Коран в этом вопросе высказывается вполне однозначно.

Сура Ат-Тауба ("Покаяние") начинается со слов "Обрадуй же тех, которые не уверовали, мучительным наказанием..." (9:3).

Далее:

"Сражайтесь с теми из людей Писания, кто не верит ни в Аллаха, ни в Судный День, кто не считается с тем, что запретил Господь и Его посланник, кто не следует постулатам истинной религии, до тех пор, пока не станут выплачивать налог, своими руками, будучи униженными" (9:29).

Надо сказать, что в переводе на русский, выложенном на сайте умма.ру, это место переведено исключительно творчески. Объясняется, что налог этот идёт на благо всех, например строительство инфраструктуры, и что ущемления прав и свобод быть не должно, и т.д. и т.п. Слова про унижение вообще выпущены (что меня, надо сказать, удивляет: не боятся ли переводчики наказания за искажение слов самого Господа?)

В оригинале, однако, ничего подобного нет, и инструкции вполне недвусмысленные. Иноверцам позволено жить, но только при условии выплаты особого налога и в униженном состоянии.

Рассмотрим же, как это реализовывалось на практике. Велик ли был вообще этот налог? Современные апологеты высказываются в том смысле, что мол да фигня, чисто символический, большинство иноверцев даже не облагали этим налогом, только платежеспособных (например, откройте русскоязычную википедию, статья "Джизья"). Что ж, обратимся к специалистам.

Самую полную и яркую картину реальной жизни народных масс, принадлежавших к иной религии, под властью исламских правителей, дают документы Каирской генизы, или гигантского архива средневековых документов, сохранившихся почти случайно.

Приведу здесь отрывок из Гойтейна, ведущего исследователя генизы, том II ("Средиземноморское общество, том II, Община").

Нет ни одной темы в социальной истории ислама, по которой мне пришлось бы так радикально менять свои взгляды при переходе от литературных источников к документальным - то есть от изучения мусульманских книг к материалам Каирской генизы, - как джизья (или джалия), подушный налог, который платили немусульмане. Конечно, вполне очевидно, что этот налог представлял из себя форму дискриминации и, согласно традиционному толкованию слов Корана, должен был подчёркивать низший статус неверных. Однако, могло показаться, что с экономической точки зрения он был не слишком тяжёлым бременем, поскольку взимался по прогрессивной шкале (изначально 1, 2 и 4 динара, в зависимости от возможностей) и таким образом соизмерялся с платежеспособностью налогоплательщика.

Это впечатление оказалось совершенно ложным, ибо оно не учитывало ни тех масштабов нищеты и лишений, которые испытывали народные массы, ни их образа жизни, при котором они буквально не знали, будет ли у них еда на следующий день, ни постоянного отсутствия наличных денег, которое превращало налоговый сезон во время ужаса и страданий. Древние постановления исламского права, освобождавшие от налога неимущих, инвалидов и стариков, в эпоху генизы уже не соблюдались, а в теоретическом плане были отвергнуты господствовавшей в Египте шафиитской правовой школой. Именно к этим категориям принадлежат те люди, о чьих бедствиях мы читаем в документах генизы больше всего. Уплата подушного налога была первой и главной статьёй бюджета семей, отличавшихся скромным достатком: учителей, ремесленников, подёнщиков. Человек мог одеваться крайне скромно, питаться впроголодь - по-видимому, это было уделом значительной части населения, - но от сборщика налогов он спрятаться не мог, по крайней мере надолго. Тех, кого ловили - били, подвергали другим телесным наказаниям ("укуба") и бросали в тюрьму, где они вполне могли умереть от голода и дурного обращения.

Несколько случайных выдержек из огромного количества соответствующих писем генизы могут дать нам представление о реальном положении дел. Школьный учитель из Кальюба, небольшого городка к северу от Каира, зарабатывавший также перепиской книг, жалуется около 1225 года родственнику в столице: "Заработки на этой должности не позволяют мне выплачивать джалию или покупать одежду, хватает лишь на пропитание, и только на меня одного. Я получаю 5 дирхемов в неделю, а нужно хотя бы три четверти дирхема в день. Этих денег не хватит даже на то, чтобы постирать халат… Нагид обещал мне год назад, что позаботится о джалии. Но прошёл уже год, а я от него ничего так и не получил. Теперь я в растерянности и думаю, куда обратиться и куда бежать". Он посылает четыре книги, которые он переписал, в слабой надежде, что деньги, вырученные за них, смогут решить его проблемы. Даже от учителя Соломона, сына судьи Элиягу бен Зехарии, сохранилось два письма с просьбами о деньгах на выплату подушного налога.

Старик, полуслепой беженец из Сеуты (Марокко), в письме, написанном собственной рукой (что он особо подчёркивает), просит земляка прислать несколько фунтов муки, чтобы не умереть с голоду, - уже после того, как другие друзья помогли ему с джизьей. До потери зрения он работал ювелиром-серебряником, но его прекрасный почерк, хорошее знание арабского и еврейского стилей и обильные библейские цитаты говорят о том, что это был человек образованный.

Автор следующего письма тоже, судя по всему, знал лучшие дни - он обращается к адресату, человеку высокого положения, почти как равный. После нескольких вступительных фраз он продолжает:

"Нынешнее моё состояние отмечено болезнью, немощью, нуждой и чрезмерным страхом, ибо меня разыскивает контролёр доходов, который жестоко преследует меня, выдаёт ордера на арест и посылает своих людей, чтобы выследить меня. Я боюсь, что они найдут моё укрытие. Если я попаду им в руки, я умру от побоев или меня бросят в тюрьму и я умру там. Теперь я прибегаю к защите Бога и вашей - да сохранит вас Господь от всяких бед - пожалуйста, попросите Шамс ад-Дина [начальника доходов в столице] написать письмо в эль-Махаллу, чтобы нас записали отсутствующими, ибо все говорят: ваше единственное спасение - если вас запишут как отсутствующих. Если же Богу будет угодно, чтобы собрались какие-то деньги на мою джалию, пусть говорят, что это для беглецов (аль-харибин), потому что я отвечаю не только за себя, но и за сыновей".

Последнее предложение показывает, что в предыдущем письме адресата уже просили организовать сбор средств на джизью писавшего - случай чрезвычайно распространённый. В качестве примера приведём здесь основную часть письма Моисея Маймонида, написанного мастером с особой тщательностью: "Окажите любезность подателю сего письма Исааку из Дер‘а [город в Марокко], ибо он мой знакомый. Попросите хавера [местного духовного руководителя], чтобы община позаботилась о нём и чтобы он получил деньги на подушный налог у вас. Ему нужно заплатить две джизьи — за себя и за сына. Если возможно, устройте так, чтобы он уплатил налог в вашем городе Миньят-Зифта. Ибо он новоприбывший и пока нигде ещё не платил. Сейчас он едет в Дамиетту по моему важному делу. На обратном пути о нём следует позаботиться, в соответствии с вашими возможностями". Письмо подразумевает, что иностранец ещё нигде не был зарегистрирован, и рекомендует записать его постоянным жителем не в столице и не в Дамиетте, а в провинциальном Миньят-Зифта, где, вероятно, ставки налога были ниже или сборщики менее строги.

Итак, при определении того, кто именно был обязан платить подушный налог или за кого его приходилось платить, мы видим, что приведённые выше примеры вполне доказывают: нищета, старость и болезнь не давали права на освобождение. Человек считался налогоплательщиком задолго до того, как становился способен зарабатывать себе на жизнь. В соглашении между мужем и женой 1244 года последняя обязуется полностью содержать старшего сына, обучать его ремеслу серебряных дел мастера и платить за него подушный налог в течение двух лет. Из вопроса, обращённого к Аврааму Маймониду, мы узнаём, что опекуны малолетнего сироты должны были платить джизью за него целых десять лет, прежде чем еврейский суд объявил его совершеннолетним и дееспособным распоряжаться имуществом. В письме, адресованном Моисею Маймониду, человека обвиняют в том, что он пренебрегает обязанностями отца семейства, ибо никогда не платил подушный налог и плату за обучение (именно в таком порядке!) за двоих своих сыновей: одному из них на момент жалобы было семнадцать, а другому тринадцать лет. Из документа около 1095 года следует, что джизья начинала взиматься с девяти лет.

Считалась ли смерть поводом для списания недоимок по подушному налогу - этот вопрос был спорным среди мусульманских правоведов. В эпоху генизы считалось само собой разумеющимся, что долг ложится на законных наследников. Поэтому в предсмертных завещаниях мы находим соответствующие распоряжения. Особенно трогает завещание, составленное в субботу (когда финансовые распоряжения запрещены), за день до смерти человека: в нём предусматривается уплата 2 динаров долга по джизье (1142 год). Рескрипт Маймонида показывает, что даже когда речь шла об очень бедной вдове, от этого правила не отступали.

В отношении родственников, когда речь шла об уплате подушного налога, действовал принцип коллективной ответственности. Шёлковый ткач бежал из Старого Каира и добрался до самого Асуана (ныне знаменитого своей плотиной), потому что нести это бремя за отца и трёх братьев было ему не под силу. Об этом мы узнаём из письма одного из братьев, который уверяет беглеца, что вся семья уже заплатила (отцу пришлось провести одну ночь в тюрьме) и что тот может спокойно возвращаться. Случаи, когда приходилось отвечать за брата или за сыновей, уже упоминались ранее. То же касалось и шуринов. Подушный налог взимался и с путешественников в дальние страны - за них платили домашние. Мы узнаём о купце, который провёл в Индии девять лет и в конце концов там умер, что его брат всё это время исправно платил за него налог. Этот факт упоминается в документе как совершенно рядовое явление. В похожем случае, когда брат пропал в Сирии, требование о выплате оспаривалось (успешно ли - неизвестно), потому что за время отсутствия путешественник не поручал брату платить за него подушный налог. В письме из Александрии к брату, находящемуся в Индии, вежливо напоминают прислать хоть что-нибудь на джизью, поскольку отец всё время платит за него. Прибыв в Александрию после четырёхлетнего отсутствия - из них два с половиной года он провёл в Константинополе из-за болезни, а также потерпел кораблекрушение, - купец просит родственников в Старом Каире сообщить сборщику налогов о его несчастьях и попросить записать его новоприбывшим (чтобы не платить за четыре года). "Обещайте ему полдинара или динар и напомните ему, что я - тот самый Йосеф, у которого лавка была под церковью Му‘аллака".

Те, кто путешествовали внутри дар аль-ислам, как и вообще любой, кто покидал своё место жительства даже на короткое время, обязаны были иметь при себе бари’а - квитанцию, удостоверявшую, что за текущий год он полностью рассчитался с подушным налогом. В небольших селениях, если сборщик налогов по какой-то причине запаздывал, никто вообще не мог отправиться в путь, потому что ехать без бари’а было опасно.

Учёный из Аскалона (Палестина), давая рекомендательное письмо своему коллеге из Дамаска, который направлялся в Египет, особо подчёркивает, что у того имеется официальная справка, выданная непосредственно канцелярией подушного налога (а не просто расписка какого-то отдельного сборщика). И всё равно он просит адресата проследить, чтобы египетские власти не "истолковали" эту справку таким образом, чтобы выжать с его друга дополнительную сумму.
Нильские суда, как правило, не выпускали из порта или даже разворачивали обратно, если полиция обнаруживала, что у кого-то из пассажиров нет квитанции об уплате джалии.

Поскольку каждый платил налоги там, где был зарегистрирован в качестве постоянного жителя, мы могли быожидать, что путешественник не будет обязан выплачивать джизью в том населённом пункте, где он пребывает временно. Однако документы генизы показывают, что сборщики налогов умели найти необходимый предлог, чтобы взимать налоги и с путешественников.
Письмо об учёном из Дамаска, о котором только что упоминалось, а также истории сицилийских и тунисских купцов, кратко описанные ранее, служат тому яркими примерами.
Даже отправляясь из одного египетского города в другой, путешественник запасался рекомендательным письмом к влиятельному лицу с просьбой защитить его от произвола сборщиков. В одном письме, которое брат, находившийся в пути по Рифскому округу, посылает своему брату-нотаблю в Фустате, рассказывается следующее:

Мукаддам (староста) небольшого городка Дамира уплатил подушный налог в провинциальной столице эль-Махалле. Прожив год в Фустате, он заплатил там же как нерезидент и получил надлежащую бари’а. Когда же он вернулся в Дамиру, местные власти отказались признавать эту квитанцию и потребовали от него уплаты во второй раз. Чтобы исправить этот вопиющий произвол, пришлось добиваться особого рескрипта, исходящего от халифа.

Страшна была не только алчность государственных чиновников и налоговых откупщиков. «Пришлые» могли бояться и руководителей местных конфессиональных общин, которые имели влияние на то, как раскладывались налоги. Очень показателен в этом отношении отрывок из письма тунисского купца, писавшего из Александрии:

"Хочу рассказать тебе, что со мной произошло по части джизьи после твоего отъезда отсюда. В этом городе много тех, кто прибыл раньше меня, но с ними не обошлись так, как со мной. Каждый день меня тиранят, вызывают в суд и требуют, чтобы я заплатил джизью полностью. Они хотят записать меня постоянным жителем, хотя мой отец, как тебе известно, был приезжим. То, что на меня налагают, прощается другим - тем, кто не даёт себя в обиду (ты знаешь, о ком речь). Единственная польза от твоего прежнего заступничества состоит в том, что в этом году я должен заплатить почти 2 динара. Я бы не возражал, если бы со всеми поступали одинаково. Сборщики налогов (бушшар, „сгонщики“) и начальник джизьи тут ни при чём — всё это исключительно дело рук евреев!"

...

Кажется, "корректировки" ставок могли означать не только повышения (например, халиф аль-Хаким на какое-то время удвоил подушный налог), но порой и послабления, учитывавшие крайнюю нищету населения. Значительная часть еврейской общины Александрии на протяжении трёх веков, как доказывает гениза, состояла из людей с очень низкими доходами. Вполне возможно, что кади аль-Макин в какой-то мере снизил для них ставки. Когда мы видим, что и чужеземцы, и коренные египтяне предпочитали регистрироваться для уплаты джизьи не в городах, где жили, а в маленьких провинциальных местечках, можно с уверенностью предположить, что это было выгодно - скорее всего именно из-за более низких ставок. К сожалению, пока невозможно дать точный ответ на этот вопрос, опираясь на многочисленные указания реальных сумм платежей в документах генизы, поскольку эти суммы могли включать штрафы за недоимки или, наоборот, представлять лишь частичную выплату.

Нескольких примеров будет достаточно, чтобы показать сложность ситуации. Местный египетский еврей, зарегистрированный в небольшом городке и временно оставшийся без наличных денег, просит в долг 2 динара на уплату джизьи за этот год. В залог он оставляет три книги: медицинский компендиум стоимостью 50 серебряных дирхемов, "Макамы" аль-Харири (знаменитый сборник беллетристических рассказов) ценой 13 дирхемов и книгу по раввинскому праву (цена не указана). Обещает вернуть долг через месяц. По этим трём книгам сразу видно, что автор письма - образованный врач, от которого следовало бы ожидать уплаты по средней ставке, официально составлявшей в Египте 2¼ динара. Можно предполагать, что упомянутые 2 динара - это сниженная ставка. Однако автор письма замечает, что большая часть года уже прошла, то есть ему пришлось платить недоимки. Следовательно, либо средняя ставка в этом маленьком городке была ниже 2 динаров, либо врач платил по низшей категории (для бедняков), что маловероятно. Поскольку письмо относится к позднеайюбидскому периоду, для которого литературные источники фиксируют единую ставку в 2 динара, вероятно, именно она здесь и действовала. Та же ставка в 2 динара встречается ещё в двух документах генизы 1230-х годов.

…

Часто утверждают, что джизью собирали сами немусульманские общины через своих официальных руководителей. Документы генизы полностью опровергают это предположение: каждый человек имел дело непосредственно с государственными властями и должен был сам изыскивать средства для уплаты. Тот, у кого не оказывалось наличных, продавал или закладывал одежду, брал деньги из приданого жены (на что он не имел права), а то и присваивал сырьё, которое ей давали: например, шёлк-сырец, который она обрабатывала. Если не находилось и таких источников, он просил в долг или аванс за работу; если и это не получалось - обращался к известному благотворителю с просьбой дать хоть что-то и порекомендовать его другим филантропам.

…

Когда все попытки добыть нужную сумму на джизью терпели крах, несостоятельный налогоплательщик скрывался - такие случаи чрезвычайно часто упоминаются в генизе. В одном письме говорится: "На этой неделе люди сильно натерпелись из-за джизьи, и мы все прятались по домам". Однако у этого способа имелось много недостатков. Во-первых, как мы уже видели, за беглеца отвечали его родственники-мужчины. Во-вторых, он не мог зарабатывать, особенно если доход приносила мастерская или лавка. Когда человек в таком положении пишет, что его жена и дети умерли от голода, потому что он скрывался и не мог их содержать, - это следует понимать буквально, а не фигурально. Наконец, такой человек нередко был должен и частным кредиторам, которые разыскивали его без помощи государственной полиции.
Тюремное заключение (обычное наказание за неуплату подушного налога) не всегда ограничивалось короткими сроками, о которых упоминалось выше. Мы встречаем упоминание о канторе, который провёл в тюрьме два месяца, потому что никто не заплатил за него; его не выпустили даже при тяжёлой болезни.

…

В целом следует подчеркнуть, что тема подушного налога занимает в документах генизы несравненно больше места, чем можно было бы ожидать. Очень значительная часть немусульманского населения явно была не в состоянии его платить и часто терпела из-за этого унижения и лишения. Если в высших кругах стимулом к принятию ислама были перспективы занятия высоких государственных должностей, то массовые обращения в ислам среди низших слоёв населения вполне могут объясняться в том числе и невыносимым бременем подушного налога.