Мы уже не раз писали о том большом влиянии, которое в независимой Индии имели (и имеют) наследники аристократических семей. В Пакистане картина в общем схожая. Одну из самых удачных карьер сделал в пакистанском государстве Сахебзада Якуб-Хан, родившийся в семье наследственного первого министра в мусульманском княжестве Рампур.

Как и многие аристократы-мусульмане, Якуб-Хан служил в британской армии, успел повоевать против Роммеля в Ливии и пару лет просидел в плену у немцев. После 1947 года он переехал в Пакистан, был начальником охраны Джинны, а потом отправился на учёбу во Францию. В 1954 году Якуб-Хан окончил Сен-Сир и вернулся в пакистанскую армию. Он отличился в войне с Индией 1965 года, а вскоре был назначен военным губернатором Восточного Пакистана.

Именно Якуб-Хан в качестве командующего вооружёнными силами провинции должен был отвечать за осуществление операции по разгрому партии "Авами лиг" и силовому подавлению движения бенгальских националистов. Ознакомившись с планом операции "Прожектор" Якуб-Хан пришёл в ужас и попытался доказать правительству в Исламабаде, что это роковое решение, которое неминуемо приведёт Пакистан к катастрофе. Он вызвался сам провести переговоры с Муджибур Рахманом, лидером "Авами лиг". Из Исламабада пояснили, что приказы не обсуждаются, а исполняются. Получив прямой приказ о начале операции Якуб-Хан подал в отставку. На его место был назначен генерал Тикка-Хан, не испытывавший никаких ненужных колебаний.

Операция началась в ночь с 25 на 26 марта 1971 года - пакистанские войска ударили по Дакке и другим крупным центрам провинции. Муджибур Рахман был арестован, "Авами лиг" разгромлена, вооружённое сопротивление сепаратистов подавлено. Ну а дальше всё пошло ровно по предсказаниям Якуб-Хана - пакистанская армия увязла в подавлении партизан, её действия превратили даже умеренных бенгальцев в сепаратистов, Исламабад не получил никакой международной поддержки, а Индия копила силы для удара. В декабре 1971 года пакистанская армия потерпела крупнейшее поражение в своей истории, а Пакистан окончательно потерял свою восточную часть, ставшую Народной республикой Бангладеш. За военным поражением последовала смена власти и в самом Пакистане. Сам же Якуб-Хан после ухода с военной службы стал дипломатом и в 1980-ые гг. возглавлял пакистанский МИД.

* * *

Изучение истории операции "Прожектор" и последовавшей в том же 1971 году индо-пакистанской войны ставит перед исследователем целый ряд интересных и важных проблем, но иногда хочется отбросить все исторические рассуждения и задаться одним вопросом - а каково было психическое состояние тех людей в Исламабаде, которые весной 1971 года приняли решение о начале войсковой операции в Восточном Пакистане? О чём они думали и как представляли себе дальнейшее развитие событий?

Нет, серьёзно, что пакистанское правительство собиралось делать в случае успешного "наведения порядка"? Разгромить местных бенгальских националистов было делом технически простым, но тех националистов поддерживала очень большая часть местного населения. Даже те бенгальцы-мусульмане, которые верили в "пакистанское единство" быстро избавились от всяких симпатий к Исламабаду, когда армия начала стрелять. В свою очередь и пакистанцы жителям востока собственной страны тоже не верили. Офицеров-бенгальцев в своей собственной армии они в ночь перед началом "Прожектора" просто интернировали, так как подозревали каждого в измене.

Впрочем, бенгальских офицеров в армии было не очень много, в вооружённых силах служили по большей части панджабцы и пуштуны. В западной части страны процветал стереотип о том, что бенгальцы изнеженны, трусливы, воевать не умеют и не будут. Судя по всему, пакистанское командование искренне полагало, что после демонстрации силы, разгрома "гнёзд сепаратистов" (вроде местных университетов), ареста Муджибура Рахмана и уничтожения плохо вооружённой партийной милиции бенгальцы просто примут сложившееся положение вещей. Когда этого не произошло, то началась война с местным населением, оттолкнувшая от Исламабада вообще всех поголовно. Индия в декабре 1971 года ввела войска в Восточный Пакистан и встретила самую горячую поддержку местных, практически полностью превратившихся в сторонников независимости Бангладеш.

* * *

Возникает вопрос - а как власти Пакистана в 1971 году объясняли собственным гражданам и внешнему миру необходимость военной операции? Ведь мы уже успели убедиться, что решение было, мягко говоря, странное. Помимо цели подавления сепаратистов декларировалась и ещё одна задача - прекращение дискриминации урдуязычного населения в восточной части страны.

Тут надо сразу объяснить три вещи:

1. "Урдуязычное население" в Восточном Пакистане действительно имелось

2. Дискриминация действительно имела место, положение урдуязычного меньшинства было сложным

3. После войны это положение стало чудовищным, таким по сей день и остаётся

Абсолютное большинство жителей Восточного Пакистана говорило на бенгальском языке, но урду присутствовал в регионе ещё со времён средних веков. Вместе с фарси он был официальным языком двора бенгальских навабов, для высшего слоя общества урду был языком мусульманской общности, его знание было практически обязательным для образованного человека. Во многих семьях бенгальской аристократии говорили только на урду, большая часть чиновников знала язык по долгу службы. Бенгальских националистов такое положение вещей не устраивало, сферу употребления урду они стремились максимально ограничить.

Ну а ещё в Восточном Пакистане существовала община урдуязычных мусульман, переехавших сюда из Бихара после раздела Индии. Этим людям было весьма некомфортно в бенгальском обществе, они искренне поддерживали пакистанское единство и враждебно относились к партии "Авами лиг". В свою очередь, бенгальские националисты воспринимали бихарцев как пятую колонну, на бытовом уровне это осложнялось конкуренцией за рабочие места. В начале марта 1971 года в городе Читтагонге между двумя общинами произошёл конфликт, начались погромы, приведшие к гибели десятков бихарцев. Именно эти события послужили формальным поводом для начала операции "Прожектор".

После окончания войны, вывода пакистанских войск и провозглашения Бангладеш статус урду в регионе серьёзно изменился - в общественном поле язык исчез в принципе. Ненависть к Пакистану была столь сильна, что газеты и радиостанции на урду закрывались безо всяких правительственных распоряжений, просто из-за нехватки персонала - бывшие сотрудники старательно делали вид, что они этого языка никогда и не знали. Урдуязычная литературная традиция по тем же причинам умерла за несколько месяцев.

Ну а с бихарцами всё было ещё хуже - они совершенно искренне поддержали центральное правительство, многие вступили в ряды народной милиции "Аль-Шамс", оказывавшей поддержку армии. В декабре 1971 года пакистанская армия ушла, а бихарцы остались наедине с бангладешскими повстанцами. Сказать, что им отомстили - это ничего не сказать. Бойцов "народной милиции" военнопленными не считали, жизнь их заканчивалась у первой стенки. Расстреливали далеко не только членов "народной милиции" - каждый мужчина-бихарец считался априори виновным и мог быть убит по одному подозрению. Правительство Бангладеш официально объявило бихарцев предателями, в новой республике гражданства им не дали. Естественно, ни о каком статусе урду теперь уже и речи не шло. Мировое сообщество на всё это не отреагировало вообще никак - после сообщений о жестокости пакистанской армии по отношению к мирному населению политика властей Бангладеш считалась в общем-то оправданной.

* * *

Говоря об операции "Прожектор" не следует упускать из виду и международную ситуацию. Пакистанская элита понимала, что ввязываясь в конфликт в восточной части страны она потенциально может получить вмешательство Индии, а за Индией стоит СССР. Но это не так уж и опасно, считали в Исламабаде, ведь у нас тоже есть союзники. С одной стороны, это США, а с другой стороны - Китай. С такими союзниками Пакистан точно не пропадёт.

Никсон и Киссинджер изначально действительно поддержали пакистанскую "операцию по наведению порядка" и продолжили поставлять оружие. Но постепенно на запад стала просачиваться информация о массовых убийствах мирного населения, сенатор Тед Кеннеди возглавил компанию солидарности с бангладешскими повстанцами. Поддержка президентской администрацией Пакистана вызвала у части американцев подозрение, что Никсон отправит туда солдат. Понятно, как в Америке начала 1970-ых гг. воспринималась перспектива участия собственных солдат в контрпартизанских операциях в маленькой, но густонаселённой тропической стране. Правильно, второго Сайгона не хотел никто.

Честно говоря, на американскую армию пакистанцы особенно и не рассчитывали. А вот на Китай рассчитывали ещё как. Великий Китай, наш самый главный союзник. Если вдруг Индия действительно надумает вмешаться, то китайцы откроют в Гималаях второй фронт. Ведь китайцы с индийцами всего за несколько лет до этого воевали - могут ли они сейчас упустить такой превосходный шанс?

Китай, надо отдать ему должное, делал для своих пакистанских союзников всё возможное и невозможное. Выражал глубокую озабоченность. Призывал стороны сесть за круглый стол переговоров. Решительно осуждал индийский империализм и советский ревизионизм. Фактически же китайцы весьма заинтересованно наблюдали за тем, как Пакистан на экономическом и политическом (а в финале и на военном) уровнях медленно но верно перемалывают в труху. После долгих консультаций с США китайцы решили свои войска к индийской границе тоже не придвигать.

Зато в 1972 году Китай сделал Пакистану приятное и наложил вето на принятие уже ставшего независимым Бангладеш в ООН. Бангладеш приняли три года спустя - тогда Китай решил, что союзнический долг перед Пакистаном окончательно выполнен и вето накладывать не стал.

* * *

...полночь, 25 марта 1971 года: мимо университета, который уже очищен, будда ведет войска к логову шейха Муджиба. Студенты и профессора выбегают из общежития; их встречают пули, и лужайки окрашиваются меркурий-хромом. Но шейха Муджиба не пристрелили; в наручниках, избитого, Аюба Балоч ведет его к стоящему неподалеку фургону. И пока мы ехали по улицам города, Шахид выглянул в окошко и увидел то-чего-не-могло-быть: солдаты без стука входили в женские общежития; в женщин, которых выволакивали на улицы, тоже входили, и опять же никому не приходило в голову постучать. Горят редакции газет, над ними поднимается грязный желто-черный дым, какой испускает дешевая подзаборная пресса; офисы профсоюзов разрушены до основания, а придорожные канавы заполнены до отказа людьми, которые вовсе не спят – видны обнаженные груди и полые язвочки пулевых отверстий. Аюба-Шахид-Фарух молча смотрят в окошко движущегося фургона на то, как наши мальчики, наши солдаты-Аллаха, наши стоящие-десятерых-бабу джаваны защищают единство Пакистана, истребляя городские трущобы огнеметами-автоматами-ручными гранатами. Когда мы привезли шейха Муджиба в аэропорт, где Аюба сунул пистолет ему в задницу и втолкнул в самолет, который взвился в воздух, увозя мятежника в плен, в Западную часть, будда закрыл глаза.

А бригадир Искандар собирает свои войска: «Здесь еще остались подрывные элементы, которые следует искоренить».

Когда мысли причиняют боль, действие – лучшее средство… псы-солдаты рвутся с поводка и, когда щелкает карабин, радостно бросаются в дело. О эта охота с волкодавами на нежелательные элементы! О в изобилии доставшаяся добыча в лице профессоров и поэтов! О злополучные активисты Лиги Авами и популярные корреспонденты, к несчастью, убитые при попытке оказать сопротивление! Псы войны дотла разоряют город; но, хотя следопыты-собаки неутомимы, солдаты-люди слабее: Фарук-Шахид-Аюба по очереди блюют, когда им в ноздри шибает смрадом горящих трущоб. Лишь будда, в носу у которого вонь порождает яркие, многоцветные образы, продолжает делать свое дело.

(Салман Рушди - "Дети полуночи")

* * *

Бесполезность статистики: в течение 1971 года десять миллионов беженцев пересекли границу Восточного Пакистана-Бангладеш и нашли убежище в Индии, но эти десять миллионов (как и любое число, большее, чем тысяча-и-один) остались непонятыми. Сравнения не помогают: «самая крупная миграция в истории человечества», – фраза, лишенная смысла. Больше библейского Исхода, превосходящее числом толпы, снятые с места Разделом, многоголовое чудище устремилось в Индию. На границе индийские солдаты готовили партизан, известных как Мукти Бахини; в Дакке парадом командовал Тигр Ниязи.

А что же Аюба-Шахид-Фарук? Наши мальчики в зеленых мундирах? Не возмутились ли они, не подняли ли мятеж? Не прошили ли облеванными пулями офицеров – Искандара, Наджмуддина, даже Лалу Моина? Вовсе нет. Невинность была потеряна; но, несмотря на по-новому суровый взгляд, несмотря на бесповоротную утрату ориентиров, несмотря на размывание моральных устоев, звено продолжало действовать. Не один только будда делал то, что ему говорили… а где-то высоко, над схваткой, голос Джамили-Певуньи сражался с безымянными голосами, поющими песню на стихи Рабиндраната Тагора: «Жизнь моя течет в тенистых весях, ломится амбар от урожая – сердце полнится безумною усладой».

(Салман Рушди - "Дети полуночи")

* * *

С сердцами, переполненными безумием, не усладой, Аюба с товарищами выполняли приказ, а будда брал след. В самом сердце города, исполненного насилием, обезумевшего, пропитанного кровью, ибо солдаты Западной части не щадят злоумышленников, движется звено номер двадцать два; на почерневших улицах будда пригибается к земле, вынюхивает след, не обращая внимания на сигаретные пачки, лепешки навоза, упавшие велосипеды, оброненные туфли; потом – другие задания: за городом, где целые деревни, давшие приют Мукти Бахини, за эту коллективную вину выжигались дотла; здесь будда и трое мальчишек выслеживают мелких функционеров Лиги Авами и всем известных, заядлых коммунистов. Мимо убегающих крестьян с узлами на головах; мимо вывороченных рельсов и сожженных деревьев; и все время, будто некая невидимая сила направляет их шаги, влечет их в самое сердце, темное сердце безумия, задания эти продвигают их к югу-к югу-к югу, все ближе к морю, к устью Ганга и к морю.

* * *

И наконец – за кем же они тогда гнались? Да разве имена еще имеют какое-то значение? Должно быть, встретилась им добыча, настолько же ловко умевшая заметать следы, насколько будда был ловок в преследовании – иначе почему погоня оказалась столь долгой? Наконец – не в силах забыть вбитое намертво во время тренировок «искать с неослабным рвением-задерживать без всякой жалости» – получили они задание, не имеющее конца; они преследуют противника, которого поймать нельзя, но и вернуться на базу с пустыми руками нельзя тоже; и они бегут все дальше и дальше, на юг-на юг-на юг, влекомые вечно удаляющимся следом, а может быть, чем-то еще: не было случая, чтобы судьба отказывалась вмешаться в течение моей жизни.

(Салман Рушди - "Дети полуночи")

По материалам Телеграм-канала "Пробковый шлем"